Гельман А.И.

Так получилось, что за последний год, поскольку я принимал участие в работе над документальным фильмом о Михаиле Сергеевиче Горбачеве, мне пришлось прочитать целый ряд книг о нем. Не буду называть авторов, но почти все они упрекают Горбачева в том, что он был недостаточно решителен, что он допускал во внутренней и внешней политике целый ряд компромиссов, которых нельзя было допускать. Это, можно сказать, единое и общее мнение авторов, и любящих Горбачева, и ненавидящих Горбачева. Во многом они расходятся, но в этом все сошлись.

Что-то во мне внутренне сопротивлялось такой оценке, такому выводу. И я решил разобраться. Тем более, что имел возможность в это время беседовать с Михаилом Сергеевичем, какие-то моменты уточнить для себя. В результате у меня сложилась определенная точка зрения, которую попытаюсь сейчас коротко изложить.

Мне представляется, что обвинения Горбачева в нерешительности, непринципиальности проводимой им политики проистекают из непонимания авторами таких обвинений сущности той эпохи в мировой истории, во время которой происходила перестройка. Это выводы и оценки другой эпохи - эпохи нетотальных опасностей, «эпохи борьбы до победного конца», той эпохи, которая где-то в середине ХХ века закончилась. Тогда же началась новая полоса истории - эпоха поисков согласия. Я бы даже грубее ее назвал – эпоха компромисса. То есть компромисс обрел совершенно новую, другую, позитивную ценность. Другой исторический статус. Борьба за компромисс стала доминантной, главной борьбой этой эпохи.

Это связано с новыми опасностями, прежде всего ядерными и экологическими, носящими планетарный, тотальный, общечеловеческий характер. Опасности всегда диктуют способы, методы действий. Фундаментальная смена опасностей – это главное, что произошло, на мой взгляд, в ХХ веке, в середине века. Изменилась логика отношений между настоящим и будущим, а это одна из основных логических опор жизни. В недавно ушедшей эпохе настоящее всегда уверенно надеялось на будущее. Сколь бы плохо, тяжело, невыносимо не было сейчас, в настоящем, всегда существовала обоснованная уверенность в том, что потом, пусть и не скоро, но правда и справедливость все равно возьмут свое, восторжествуют. Все исправится, образуется, все станет на свое законное место. Новая эпоха этой надежды не имеет. Теперь не настоящее надеется на будущее, а наоборот, будущее надеется на настоящее и полностью зависит от настоящего. Такие сумасшествия истории, как сталинщина, как гитлеровский фашизм в новую эпоху недопустимы, а главное, невозможны. Если бы сегодня, в условиях тотальных опасностей, возникли такие режимы, это был бы конец истории, конец жизни на Земле. Отныне, если в настоящем будет твориться что-то крайне несообразное, дикое, никакого будущего вообще не будет. Живущие поколения полностью предопределяют будущее. Мы еще эту ответственность в должной мере не ощущаем, но она уже возложена на нас: мы уже несем на наших слабых, вздрагивающих руках всю историю человечества.

Короче говоря, я убежден: горбачевская перестройка является недооцененным пока еще, одним из первых значительных событий мировой истории эпохи компромисса, эпохи тотальных опасностей. Если посмотреть на то, что произошло за этот очень короткий, крошечный исторический срок (Горбачев был у власти всего шесть с половиной лет), то можно сказать так: благодаря компромиссной политике Горбачева и тех людей, кто был рядом с ним, в мире произошли такие крупные, такие масштабные изменения, какие обычно происходят только после мировых войн. Я имею ввиду весь комплекс происшедших перемен: изменение границ, изменение общественных систем, изменение человеческих взаимозависимостей. Повторяю: прежде только в результате мировой войны могли произойти такие перемены. В данном же случае, и это, мне кажется, самое небывалое из всего, что имело место быть в прошлом веке, грандиозные, эпическое по своему характеру перемены произошли без войны. Да, имели место и сегодня продолжают иметь место всем нам известные кровавые последствия этих перемен. Но они не идут ни в какое сравнение с теми жертвами, с теми разрушениями, которыми сопровождалась бы мировая война. Конечно, я не хочу сказать, что раз не погибли миллионы, а только тысячи, значит все нормально, все хорошо. Каждый погибший человек - невосполнимая утрата, вызывает скорбь. Но когда речь идет о крутых исторических переменах, мы, к сожалению, вынуждены различать масштабы человеческих потерь, вынуждены признавать за благо меньшее из возможных зол.

Мы настолько зашорены нашими внутренними проблемами, настолько ослеплены нашим нищенством, что не отдаем себе отчета в глобальном значении перестройки как явления необычного, нестандартного, как примера того, как следует разрешать назревшие острейшие политические проблемы в эпоху компромисса. Я уверен, исследователи перестройки с течением лет будут все больше обращать внимание на позитивный исторический смысл горбачевских компромиссов. Как отдельные, порой весьма крупные, просчеты в боевых операциях второй мировой войны не умаляют достигнутой победы над фашизмом, так просчеты и ошибки, допущенные при достижении значительных компромиссов в период перестройки, ничуть не снижают ее общей исторической успешности.

Пишут, говорят, что из-за нерешительности Горбачева в августе девяносто первого произошел путч, поставивший демократическое движение под смертельный удар. Это неправда. На самом деле, благодаря компромиссам и нерешительности Горбачева, восстание «верных ленинцев», которое в любом случае должно было состояться, его нельзя было миновать, было оттянуто, отложено, по крайней мере, на два года и произошло тогда, когда фактически оно уже ничего не значило и ничего не могло изменить.

Здесь уместно хотя бы вкратце остановиться на взаимоотношениях Горбачева с новой оппозицией, с МДГ (Межрегиональной депутатской группой), которую после смерти Андрея Дмитриевича Сахарова возглавил Борис Ельцин. Я сам был членом МДГ и прекрасно помню, как власти нам мешали, чинили препятствия, были даже провокации. Но противодействие нашей деятельности в целом оказалось достаточно сдержанным, щадящим, оно не помешало становлению МДГ, обретению широкого авторитета в массах. Горбачев, в отличии от своих предшественников, со своими политическими противниками обращался корректно, не прибегал к репрессиям. Его призывали быть с оппозицией пожестче, требовали принять против Ельцина решительные меры, - он ничего этого не делал. В результате, когда гэкэчеписты подняли мятеж против президента СССР, в обществе уже действовала новая демократически настроенная авторитетная политическая сила, в руки которой и перешла власть. Фактически победа Ельцина была и победой Горбачева, ибо поражение потерпел их общий враг – те, кто стремился реставрировать тоталитарный режим. Именно благодаря осторожной, нерешительной, компромиссной политики Горбачева, они опоздали навсегда.

Так что, с какой стороны ни посмотри, внешнеполитической или внутриполитической, те компромиссы, которые были в тот период достигнуты, в исторической перспективе вполне себя оправдали и еще оправдают. Диалектически взвешенная политика была для Горбачева естественной, соответствовала его общей настроенности, свойственного ему неприятия жестокости, его пониманию состояния страны и мирового сообщества. Особенности личности, характера и мировоззрения Горбачева удивительно совпали с требованиями наступившей эпохи компромисса, благодаря чему значительные перемены в мире и в стране произошли достаточно мирно, без беспощадных потрясений.

И последнее. Как писатель, как драматург я чувствую, что в мире сегодня завязываются новые драматические сюжеты. И внутри некоторых стран, включая Россию, и в мировом сообществе. Мы видели это недавно во время событий в Югославии. Мы видим это в Чечне. Похоже, между Соединенными Штатами и Россией тоже намечаются неприятные коллизии. Причина этих настораживающих явлений – недостаточно глубокое осознание мировой политической элитой особенностей новой эпохи. Сбивает с толку то, что наряду с новыми, планетарными, тотальными опасностями продолжают «работать» и опасности прежней эпохи, устранение которых с помощью военной силы стало своего рода исторической привычкой. В этих условиях политический опыт и международный авторитет Михаила Сергеевича не просто еще пригодиться, а наверняка еще не раз будет самым серьезным и настоятельным образом востребован.

Эпоха компромисса только начинается. Так что, отмечая семидесятилетие Горбачева, можно не сомневаться, что великие дела у него не только позади, но, судя по всему, и впереди. Поэтому я желаю ему успехов в предстоящей непростой работе по содействию новым миротворческим компромиссам.